В ЧЕМ ПТИЦЫ УСТУПАЮТ САМОЛЕТАМ

Небольшой, приземистый, весь „собранный" — как говорят про лошадь — самолет быстро оторвался от трэка и много круче, чем обычно другие, полез вверх, глухо рыча своим мотором. И уже на втором кругу, едва пре­кратив подъем, летчик загнул вираж, поставив крылья почти отвесно. Выравняв самолет, он точно так же поднял вертикально вверх другое крыло и описал два круга в обратную сторону.

— В вертикальном вираже, — заметил ваш со­

беседник, — характерно для пилота то, что хвостовые рули меняются своими ролями: рули высоты, заняв тоже

вертикальное положение, делаются рулями поворота, а поворотные рули, став горизонтальными, начинают ра­ботать относительно земли, как рули высоты… Посмо­трите, он вертится, как на тарелке!

Между тем, самолет, снова выравнявшись, развернулся в стороне и, подойдя к линии ангаров, где стояли и вы, сделал чудовищный прыжок: сильно потеряв свою ско­рость в вершине, он несколько перекинулся носом вниз и, набрав скорость, повторил такой прыжок еще раз.

— „Горка", — вспомнилось вам выражение, слышан­ное в разговоре раньше.

— Да, — подтвердил собеседник. — Вам знакомо чув­ство при катании на механических горах? Тут ощущается то же самое, только, конечно, в более сильной степени. В момент выравнивания на вершине горки летчик по инерции подскакивает над своим сиденьем и некоторое время чувствует себя оторванным от всего, даже от само­лета. А потом снова круто скользит вниз.

Самолет, сделав круг, опять приближается к ангарам. Теперь он сохраняет высоту неизменной, но все время целает повороты то влево, то вправо, идя извилистой волнистой линией.

— „Змейка"… К ней часто прибегают в воздушных боях, когда приходится по необходимости уходить от стре­ляющего противника, чтобы уменьшить вероятность по­падания…

Летчик удаляется; и вы видите, что он вместе с тем поднимается выше.

— Набирает высоту. Для нашего брата —как, впро­чем, и для моряков — берега суши более опасны, чем родная стихия. Внизу не следует, и даже строго запре­щается делать многие фигуры. Из-за какой-нибудь не­исправности в моторе или из-за легкой оплошности летчика машина может, потеряв скорость, камнем сорваться, и тогда немудрено угробиться. С большой же высоты, ну, около 1 000 м, и в таких случаях есть возможность во­время выравняться… Должно быть, сейчас начнет кувыр­каться.

Действительно, с приближением к ангарам, самолет снова сделал прыжок, но вслед за ним не скатился, как в „горке", а круто накренился, как в вертикальном ви­раже … И вы с трепетом наблюдаете, что и тут самолет не останавливается в одном положении, а, продолжая свое накренение еще дальше, ложится на спину, переворачи-

вается через крыло и затем выравнивается, продолжая путь уже в обратном направлении.

— Переворот через крыло, по-французски геп — versement, — подтверждает ваши мысли собеседник. — Чисто сделано.

— А нельзя при этом вывалиться?

— Нет. Ведь вы знаете, во-первых, что летчик хорошо прикреплен к сидению не только поясным, но к плечевыми ремнями… А затем не забывайте, что центро­бежная сила даже прижимает его к сидению… По этой же причине бензин имеет доступ к мотору даже при отсут­ствии внутреннего давления в баке.

— Смотрите, смотрите! Он вертится, как в трубе!

— Эта фигура называется, по примеру францу­зов,— „бочкой". Сделав переворот через крыло.

самолет продолжает путь в прежнем же направле­нии, а не в обратном, как раньше. Это значительно труднее…

Несколько снизившийся самолет снова забрался в сто­роне повыше, а в виду у вас коршуном кидается вниз,

потом задирает нос, ста —

новится на хвост, опро­кидывается на спину вверх колесами и, опи­сывая дальше окруж­ность, замыкает петлю и выходит в прежнем направлении.

— Ясно ли вы види­те разницу между этой мертвой петлей и прежними переворотами через крыло? Здесь, в чистой петле, попереч — чая ось самолета остает­ся неизменно гори­зонтальной, а вся ]шгура проделывается водной плоскости, близ — <ой к вертикальной. А гам кувыркание обуслов — ‘ивается наклоном и пе — эеворачиванием именно

— Бросьте воображать! Припомните лучше свои соб­ственные ощущения! Как у вас всюду ходила и крути­лась земля, а вы оставались центром и осью всего, так и здесь развивается совершенно то же самое. Но, конечно, все еще более нелепо и чудовищно. Самолет чертит кон­цами крыльев и землю, и небо. Голубое небо переливается вдруг на сторону, а земля с другой стороны перекиды­вается еще дальше и крышкой нависает над вашей голо­вой: на момент небо тю-тю совершенно. А бешеная панорама, пронесясь через голову, опять успокаивается и плывет под ногами, как ни в чем ни бывало. Повторяю: кувыркающийся летчик обычно не чувствует, что кувыр­кается он сам, даже если ощущает временами придавлю вание не к сидению, а в ремнях. [17] Все это проделывает видимая им панорама. Ведь точно так же чувствуют себя все люди, жители земной планеты, относительно солнца и звездного мира…

— Вас послушать, — выходит, что все это „фигуряние", как вы говорите, делается само собой, а летчик только хлопает глазами.

— Вовсе нет! От летчика здесь требуется очень многое: выдержка, хладнокровие, отвага, прекрасное знакомство со своим самолетом, уверенность в нем, чутье и уменье его использовать до последнего пёрышка. Имейте в виду, что мы выделываем в воздухе даже то, что не под силу нашим природным противникам — птицам. Уже это одно говорит, что маневры высшего пилотажа далеко не пустяки. Но все же в тех фигурах, которые были только — что показаны, жути немного… Несколько иное дело — разные другие фигуры, которые вы еще увидите…

ic. 73. Фигурные полеты: 1. Переворот через крыло. 2. Мертвая петля, 3. Скольжение на крыло. 4. Штопор. 5. „Бочка".