Еще раз об авиации

В 1982 году Ларри Уолтерс из Лос-Анджелеса решил осуществить давнюю мечту — полететь, но не на самолете.

Он изобрел собственный способ путешествовать по воздуху. Уолтерс привязал к удобному креслу сорок пять шаров, наполненных гелием, каждый из которых имел метр в диаметре.

Он уселся в кресло, взяв запас бутербродов, пиво и дробовик, с помощью которого, стреляя по шарам, он рассчитывал приземлиться. По сигналу, его друзья обрубили канат-якорь…

Ларри Уолтерс собирался плавно подняться всего на десять метров, однако кресло, как из пушки, взлетело на пять километров.

Соседи обсуждают:

-Звонить ли в службу спасения «911»?

-А зачем?

-Человек улетел.

-Летать не запрещено. Закон не нарушен. Насилия не было. Америка — свободная страна. Хочешь летать — и лети к чертовой матери.

Случайно, он попал в воздушный коридор aэропорта LAX, и пилоты нескольких авиакомпаний стали докладывать диспетчеру о летающем человеке на стуле. Вот примерно как это было:

— Да, кстати, парни, вы в курсе, что у вас тут в посадочном эшелоне какой-то чудак летает на стуле?

— Что-что? — переспрашивает диспетчер, галлюцинируя от переутомления.

— Летает, говорю. Вцепился в свой стул. Все-таки аэропорт, я и подумал, мало ли что…

— Командир, — поддает металла диспетчер, — у вас проблемы?

— У меня? Никаких, все нормально.

— Вы не хотите передать управление второму пилоту?

— Зачем? — изумляется командир. — Вас не понял.

— Борт 1419, повторите доклад диспетчеру!

— Я сказал, что у вас в посадочном эшелоне чудак летает на стуле. Мне не мешает. Но ветер, знаете…

Диспетчер врубает громкую трансляцию. У старшего смены квадратные глаза. В начало полосы с воем мчатся пожарные и скорая помощь.

Полоса очищена, движение приостановлено: экстренная ситуация. Лайнер садится в штатном режиме. По трапу взбегают фэбээровец и психиатр.

Доклад со следующего борта:

— Да какого еще хрена тут у вас на воздушных шариках какой-то м… летает, путь загораживает!, — вы вообще за воздухом следите?

— Спокойно, кэптен. А кроме вас, его кто-нибудь видит?

— Мне что, бросить штурвал и идти в салон опрашивать пассажиров, кто из них ослеп?

— Почему вы считаете, что они могут ослепнуть? Какие еще симптомы расстройств вы можете назвать?

— Земля, я ничего не считаю, я просто докладываю, что эта гадкая птичка на веревочках работает воздушным заградителем, а расстройством я могу назвать работу с вашим аэропортом!

Диспетчер трясет головой и выливает на нее стакан воды и, перепутав руки, чашечку кофе: он потерял самоконтроль.

Третий самолет:

— Да, и хочу поделиться с вами тем наблюдением, джентльмены, что удивительно нелепо и одиноко выглядит на этой высоте человек без самолета.

— Вы в каком смысле??!!

— И в прямом, и в философском, и в аэродинамическом…

В диспетчерской пахнет крутым первоапрельским розыгрышем, но календарь дату не подтверждает.

Четвертый борт леденяще вежлив:

— Земля, докладываю, что только что какой-то парень чуть не влез ко мне в левый двигатель, почти создав угрозу аварийной ситуации. Не хочу засорять эфир при посадке. По завершении полета буду обязан составить письменный доклад.

Диспетчер смотрит в воздушное пространство взглядом Горгоны Медузы, убивающей все, что движется.

— И скажите студентам, что если эти идиоты будут праздновать Хэллоуин прямо на глиссаде, то это добром не кончится! — просит следующий.

— Сколько их?

— А я почем знаю?

— Спокойно, борт. Доложите по порядку. Что вы видите?

— Посадочную полосу вижу хорошо.

— К черту полосу!

— Не понял? В смысле?

— Продолжайте посадку!

— А я что делаю? Земля, у вас там все в порядке?

— Доложите, — вы наблюдаете НЛО?

— Какое НЛО? А чего тут не опознавать-то? Этот объект очень даже опознаваем.

— Что это?

— Человек.

— Он что, супер-йог какой-то, что там летает?

— А я почем знаю, кто он такой.

— Так. По порядку. Где вы его видите?

— Уже не вижу.

— Почему?

— Потому что улетел.

-Кто?

— Я.

— Куда?

— Земля, вы с ума сошли? Вы мозги включаете? Я захожу к вам на посадку!

— А человек где?

— Который?

— Который летает!

— Это что, вы его запустили? А на хрена? Я не понял!

— Он был?

— Летающий человек?

-Да!!!

— Конечно был! Что я, псих?

— А сейчас?

— Мне некогда за ним следить! Откуда я знаю, где он! Напустили черт-те кого в эшелон и еще требуют следить за ними! Плевать мне, где он сейчас болтается!

— Спокойно, кэптен. Вы можете его описать?

— Мудак на стуле!

— А почему он летает?

— А потому что он — мудак! Вот поймайте его и спросите, почему он, мудак, летает!

— Что его в воздухе-то держит? — в отчаяньи надрывается диспетчер. Какая подъемная сила? Какое летательное средство? Не может же он на стуле летать!!!

— Так у него к стулу шарики привязаны.

— Его что, Господь в воздухе за яйца держит, что ли?!, — кричит диспетчер следующему борту.

— Сэр, я придерживаюсь традиционной сексуальной ориентации, и не совсем вас понимаю, сэр, — политкорректно отвечает борт. — Он привязал к стулу воздушные шарики, сэр. Видимо, они надуты легким газом.

— Откуда у него шарики?

— Это вы мне?

— Простите, кэптен. Мы просто хотим проверить. Вы можете его описать?

— Ну, парень. Нестарый мужчина.

— Так. Он белый или черный?

— Он — синий.

— Кэптен? Что значит — синий?

— Вы знаете, какая тут температура за бортом? Попробуйте сами полетать без самолета!

Этот радиообмен в сумасшедшем доме идет в ритме рэпа. Воздушное движение интенсивное. Диспетчер просит таблетку от головной боли. Прилетные рейсы адресуют на запасные аэропорты. Вылеты задерживаются.

На радарах — ничего! Человек маленький и не железный, шарики — маленькие и резиновые. Связываются с авиабазой. Объясняют и клянутся: врач в трубку подтверждает.

Взлетает F-16, вооруженный «до зубов».

Наш воздухоплаватель — в преисподней над бездной, в прострации от ужаса, околевший и задубевший, судорожно дыша ледяным разряженным воздухом, предсмертным взором пропускает рядом ревущие на снижении лайнеры.

Он слипся и смерзся воедино со своим крошечным креслицем, его качает и таскает, и сознание закуклилось.

Очередной рев раскатывается громче и рядом — в ста метрах пролетает истребитель. Голова летчика в просторном фонаре с любопытством поворачивается в его сторону.

Вдали истребитель закладывает резкий разворот, и на обратном пролете летчик крутит пальцем у виска.

Этого наш пилот-курсант стерпеть не может, зрительный центр в мерзлом мозгу передает команду на впрыск адреналина, сердце толкает кровь, — и он показывает летчику средний палец.

— Живой, — неодобрительно докладывает истребитель на базу. Я возвращаюсь.

Поднимают полицейский вертолет. А вечереет… Темнеет! Холодает. И вечерним бризом, согласно законам метеорологии, шары медленно сносит к морю. Он дрейфует уже над берегом.

Из вертолета орут и машут! За шумом, разумеется, ничего не слышно. Сверху пытаются подцепить его крюком на тросе, но мощная струя от винта сдувает шары в сторону, креслице болтается враскачку, как бы не вывалился!

Спасательная операция завершается по его собственному рецепту, что в чем-то обидно. Вертолет возвращается со снайпером, слепит со ста метров прожектором, и снайпер простреливает верхний зонд.

И второй. Смотрят с сомнением. Снижается? Внизу уже болтаются все береговые катера. Вольная публика на произвольных плавсредствах наслаждается зрелищем и мешает береговой охране. Головы задраны, и кто-то уже упал в воду. Третий шарик с треском лопается, и снижение уже делается явным. На пятом простреленном шаре наш парень с криком и брызгами шлепается в воду. Но веревки, на которых висели сдутые шары, запутались в высоковольтных проводах, что вызвало короткое замыкание. Целый район Лонг-Бич остался без электричества.

Фары светят, буруны белеют, катера мчатся! Его вытраливают из воды и начинают отдирать от стула. Врач щупает пульс на шее, смотрит в зрачки, сует в нос нашатырь, колет кофеин с глюкозой и релаксанты в вену. Как только врач отворачивается, пострадавшему вливают стакан виски в глотку, трут уши, бьют по морде, и лишь тогда силами четырех матросов разжимают пальцы и расплетают ноги, закрученные винтом вокруг ножек стула.

Под пыткой после массажа он начал приходить в себя. Самостоятельно стучит зубами. Улыбается, когда в каменные от судороги мышцы вгоняют булавки. И наконец произносит первое матерное слово, то есть, — жизнь налаживается.

Когда на набережной его перегружают в «скорую», и фотовспышки прессы слепят толпу, пронырливой корреспондентке удается просунуть микрофон между санитаров и крикнуть:

— Скажите, зачем вы все-таки это все сделали?

Он ответил: «Ну нельзя же все время сидеть без дела».

Источник: http://flot.com/blog/Aviation/once-again-the-aviation.php?pagen=3&print=Y